В советское время особенности финансирования науки в целом и его университетского сегмента в частности обусловили известное изменение в приоритетах и самих ценностных установках по отношению к результату научных исследований. Если в дореволюционных университетах ученые не воспринимали как зону собственной ответственности практические результаты своих фундаментальных изысканий, то в СССР это стало важной частью любого научного планирования, а сами границы между фундаментальными и прикладными исследованиями становились все более пластичными. Это связано с государственной политикой. Власти на протяжении всего советского периода требовали конкретных и по возможности быстрых результатов. По этой причине под огнем критики оказывались области чистой науки, даже не очень подверженной идеологической проработке. Это было следствием непонимания фундаментальных основ динамики научного творчества, в результате чего острая критика исследований в области физики атомного ядра в 1930-е гг. обусловила уже в дальнейшем известное отставание на пути к одному из самых грандиозных прикладных воплощений этой научной области – к атомному оружию. Требование быстрого результата в науке нередко приводит к отсутствию этого результата вообще или к отставанию, за которое в конечном итоге приходится платить гораздо дороже, чем за фундаментальные исследования несколькими десятилетиями раньше. В советской университетской науке прикладные исследования заняли доминирующее место. По данным на 1991 г., доля прикладных исследований в научно-исследовательской работе вузов СССР в целом составляла 60,9 %, а разработок – 22 %, в то время как фундаментальные исследования составили всего 17,1 %. Постсоветские российские университеты под влиянием государственной политики все более уверенно соответствуют этому тренду, а финансирование даже на фундаментальные исследования зачастую выделяется только при условии обещанного конкретного результата (порой в течение нескольких месяцев) – то, что сегодня неформально именуется «продуктом».